Волшебный корабль - Страница 106

106

А потом появились морские змеи.

Что-то влекло их к нему. Насколько он мог судить, то была некая смесь отвращения и любопытства. Они дразнили его, разевая зубастые пасти и стремительно захлопывая их перед самым его лицом, возле рук. Он пытался отталкивать самых нахальных, но их было слишком много. Он что было мочи лупил их кулаками, но они даже не подавали виду, что чувствуют его отчаянные удары — как если бы он был безобидной и беспомощной рыбешкой. И они разговаривали друг с другом, обсуждая свою находку — его. Они трубили под водой… и он их почти понимал. Вот это-то его всего более и пугало — то, что он их почти понимал. Они вглядывались в его глаза, их гибкие тела обвивали и сдавливали его корпус, сжимая в угрожающе могучих объятиях, которые, тем не менее, напоминали ему… что? Темное воспоминание таилось в дальнем уголке его покалеченной памяти — подспудный намек на некое родство, намек слишком жуткий, чтобы решиться и вытащить его из потемок. Змеи обхватывали его и тащили вниз, в непроглядную пучину, все глубже и глубже, и груз, еще сохранявшийся в трюмах, бился о корпус, пытаясь разрушить его и всплыть. Змеи же гневались и свирепо требовали от него чего-то, как будто их ярость способна была заставить его в самом деле понять их язык…

— Совершенный?…

Он вздрогнул и проснулся, вывалившись из мира ярких видений в мучительную тьму бодрствования. Попытался открыть глаза… Даже после всех лет, проведенных в темноте он еще пытался открывать глаза и смотреть на того, кто к нему обращался. Медленно он опустил воздетые руки и скрестил на груди, прикрывая постыдный шрам, там находившийся. Ему показалось, он почти узнал ее голос.

— Да? — отозвался он осторожно.

— Это я… Альтия.

— Смотри, не рассердился бы твой отец, застав тебя тут. Ох и наорет же он на тебя…

— Ты говоришь о давно прошедших временах, Совершенный. Я тогда была маленькой девочкой. Мы ведь уже встречались с тех пор, как я выросла, разве не помнишь?

— Ну… вроде бы. Хотя не очень-то часто ты меня навещаешь. И я в самом деле отчетливей всего помню то, как раскричался твой папа, когда однажды застукал тебя здесь со мной. Помнится, он обзывал меня «поганой развалиной» и «самым мерзким злосчастьем, которое может случиться»…

Она ответила едва ли не пристыженно:

— Да, я тоже это помню. И тоже очень отчетливо.

— Наверное, все же не так, как я. С другой стороны, у тебя выбор воспоминаний побольше, чем у меня. — И пожаловался: — Трудно, знаешь ли, обзавестись яркими воспоминаниями, валяясь на берегу…

— Зато, — предположила Альтия, — в свое время ты, наверное, пережил массу приключений?

— Все может быть. Если бы я еще и мог хоть что-нибудь вспомнить…

Она подошла ближе — он понял это по шагам. Прислушался к тому, как изменилось направление, с которого доносился ее голос, и рассудил, что она, должно быть, уселась на камень.

— Раньше, — сказала она, — ты часто делился со мной воспоминаниями. Когда я была маленькой девочкой и приходила к тебе, ты мне чего только не рассказывал…

— Больше врал, наверное. Я и этого толком не помню. А может, тогда я что-то еще помнил, но теперь позабыл. Мне кажется, у меня в голове все расплывается… больше и больше. Брэшен говорит, это, должно быть, оттого, что пропал мой судовой журнал. Он тоже считает, что раньшея лучше помнил собственное прошлое.

Она не смогла скрыть удивления:

— Брэшен?…

— Да, он тоже мой друг, — бросил Совершенный как бы между прочим. Почему-то ему доставило удовольствие ее изумление от известия, что у него, оказывается, есть еще друзья кроме нее. Люди, приходившие его навестить, почему-то полагали, что он должен страшно радоваться им, и каждый считал себя единственным, кто с ним знается. И вообще им казалось, будто он никогда не знал никого, кроме них… С какой стати они вообразили, что у старой развалины вроде него совсем не может быть друзей?

— Ну да… Брэшен, — проговорила Альтия после некоторой заминки. — А я ведь знаю его. Он служил на корабле у моего отца.

— Конечно. Как бишь ее… Проказница. Как она поживает? Уже пробудилась?

— Да… да. Всего два дня назад.

— В самом деле? Ну и что в таком случае ты тут делаешь? Тебе вроде со своим собственным кораблем следовало бы быть…

Он уже знал от Брэшена всю эту историю, но решил доставить себе удовольствие и послушать ее еще разок — от Альтии.

— Я бы там и была… если бы могла, — ответила девушка неохотно. — Мне очень не хватает ее. Я бы хотела оказаться с ней прямо сейчас…

Откровенность Альтии застала Совершенного врасплох. Он ведь привык видеть в людях лишь способность причинять боль — но не испытывать ее. Эти счастливые создания имели полную свободу передвигаться и могли по своему собственному желанию обрывать свою жизнь… Возможно ли, чтобы Альтия вправду чувствовала всю ту боль, которую он распознал в ее голосе?… В дальних лабиринтах его памяти на миг ожило воспоминание: мальчик, стосковавшийся по дому, горько плакал на своей койке. Совершенный заставил себя не думать об этом.

— Расскажи, — обратился он к Альтии. Не то чтобы очень уж хотелось выслушивать историю ее горестей, просто так легче было поменьше думать о своих собственных бедах.

Он несколько удивился, когда она вправду начала свои рассказ. Она говорила долго, не утаивая подробностей. Альтия поведала обо всем — и о том, как Кайл Хэвен по сути предал доверившуюся ему семью, и о своей безысходной скорби по поводу кончины отца. Совершенный слушал ее, чувствуя, как уходит последнее тепло послеполуденного солнца, сменяясь вечерним холодком. В какой-то момент Альтия покинула камень, на котором сидела, и прислонилась спиной к его серебристой деревянной обшивке. Вначале он предположил, что она поступила так в поисках тепла, еще сохранявшегося в деревянных досках, но потом ощутил, что прикосновение ее тела придало новый смысл ее словам, подарило сопричастность к тем чувствам, о которых она рассказывала… Все было почти так, как если бы они были родственниками. Интересно, понимала ли она, что тянется к нему за сочувствием, как если бы он был ее собственным живым кораблем?… «Скорее всего нет, — безжалостно оборвал он собственную надежду. — Просто я ей где-то как-то напоминаю Проказницу, вот она и пытается совершить такое же взаимопроникновение. И все. А вовсе не потому, что я — это я…»

106