Брэшен в два глотка расправился с пивом, еще остававшимся в кружке, и поднял ее повыше, требуя добавки. «А у девки, — сказал он себе, — хватает ума не напиваться с матросами!» И он одобрительно кивнул про себя. Он ее, похоже, недооценил. Она точно выдержит это плавание, если будет продолжать так же лихо, как начала. Всю жизнь юнгой наниматься у нее, конечно, не выйдет. Но в этот раз, пожалуй, сойдет…
Подошла официантка и налила ему пива. Брэшен кивнул ей и запустил через стол монетку. Девушка с серьезным видом взяла ее, присела в легком реверансе и устремилась к соседнему столику. «Очаровательная малютка, — подумалось Брэшену. — И как только отец ей позволяет в общем зале работать?» Судя по ее поведению, официантка вовсе не принадлежала к числу девиц легкого поведения, шнырявших по залу, но… все ли моряки разберутся в таких тонкостях и проявят должное уважение? Брэшен проследил глазами за тем, как она сновала туда и сюда, разнося выпивку и угощение, и отметил, что большинство матросов все поняли правильно. Вот кто-то все же попробовал ухватить ее за рукав, но девушка ловко увернулась. Подойдя к юнге Эттелю, она остановилась подле него и с улыбкой о чем-то спросила. Альтия долго и внимательно созерцала содержимое своей кружки… потом все же позволила налить еще. Улыбка, которой одарила ее официантка, была гораздо дружелюбнее той дежурной, с которой она обращалась к другим посетителям. Брэшен не смог сдержать усмешки. Альтия очень похоже изображала мальчишку. Застенчивость же корабельного юнги, вполне возможно, только придавала ему в глазах девушки еще большую привлекательность. И Брэшен только гадал: Альтии в самом деле было не по себе от такого внимания или она опять притворялась?
Он отставил кружку, потом расстегнул куртку. Очень жарко! В комнате было слишком жарко натоплено. Брэшен улыбался собственным мыслям. Ему было сейчас так хорошо. Тепло, сухо. И палуба не качается под ногами. И даже беспокойство — постоянный спутник мореплавателя — на время отступило куда-то. Когда они придут с грузом в Свечной, он получит достаточно денег, чтобы дать себе некоторую передышку. Будем надеяться, в этот раз ему достанет ума не просаживать все тут же. Нет уж, ни в коем случае! Он наконец послушает давнего совета капитана Вестрита и отложит немножко. А еще у него теперь наконец-то был выбор. Он знал: на «Жнеце» будут более чем рады удержать его у себя. Так что можно ходить в море на промысловике, покуда не надоест. А можно по прибытии в Свечной попросить рекомендацию да и присмотреть местечко на другом корабле. Получше, побыстрее… почище, чем «Жнец». Пускай это снова будет торговый корабль. Скорее поставить белые паруса — и полным ходом из порта в порт, из порта в порт… Да.
Нижняя губа ощутила жжение, некогда столь привычное, и Брэшен поспешно передвинул языком кусочек циндина. Зелье, как и обещал продавец, было что надо. И весьма жгучее. Брэшен отхлебнул еще пива, чтобы охладить рот. Сколько лет он не прикасался к некогда любимому дурману?… Капитан Вестрит в этом отношении был сущим тираном. Заподозрит кого-нибудь, что баловался циндином на борту ли, на берегу, — и велит губу показать. Малейший признак ожога — и в ближайшем порту гонит нарушителя с корабля безо всякой пощады. И денег не платит… Кстати, о деньгах. На этот циндин Брэшен себе заработал здесь же, в таверне, за игральным столом. Еще одно развлечение, которому он долгонько не предавался… Но, проклятье, надо же человеку когда-то раскрепоститься, и, спрашивается, почему не сегодня?
Он никогда не играл безответственно. Никогда не делал ставок, которые не мог оплатить. Он начал с зуба морского котика, на котором в свободное время вырезал рыб и узоры. И сегодня ему повезло, он все время выигрывал. Ну, то есть поначалу он дошел почти до того, чтобы поставить на кон свой моряцкий нож, и это была бы утрата поистине прискорбная… Но тут ему привалила удача, он отыгрался и заполучил не только циндин, но и «отбил» всю сегодняшнюю выпивку.
За этот выигрыш ему было даже до некоторой степени совестно. Ребята, которых он опустил на циндин и на деньги, были старпом и стюард с «Резвушки» — другого промысловика, стоявшего в гавани. Вот только трюмы у них покамест были пустые, если не считать соли. Они только-только еще шли за добычей, и Брэшен подозревал, что так поздно у них там вообще мало что получится. Как бы не пришлось «Резвушке» всю зиму болтаться в море, по штучке вылавливая котиков и мелких китов. Очень опасное и невыгодное занятие… И как славно, что ему, Брэшену, удалось этого миновать!
Нет, определенно его нынешнее везение было знамением свыше. Удача наконец-то поворачивалась к нему лицом. Чего доброго, скоро жить сделается веселее! Конечно, ему страшно не хватало «Проказницы» и старого капитана Вестрита, да упокоит Са его душу… Но свою новую жизнь он выстроит себе сам!
Брэшен прикончил пиво и стал тереть глаза кулаками. И что это за сонливость так внезапно на него накатила? Это, наверное, от застарелой усталости. Раньше циндин его всегда так бодрил… Тем, собственно, зелье и славилось: человеку становится хорошо, да еще и сил прибывает, чтобы от души веселиться. Но Брэшен в данный момент под «удовольствием» способен был понимать только одно: постель. Мягкую и теплую. Сухую. Не воняющую ни потом, ни плесенью, ни жиром, ни паклей. И желательно — без клопов…
Он так увлекся, мысленно рисуя эту сладостную картину, что не сразу заметил возникшую перед ним официантку. Брэшен даже вздрогнул, а она проказливо улыбнулась и жестом указала на его кружку. Да, девушка была права: кружка успела опустеть. Брэшен, однако, прикрыл ею ладонью и с сожалением покачал головой: