Волшебный корабль - Страница 204

204

Было видно, как неуклюже с непривычки она двигает горький катышек за губой.

— Мой отец всегда говорил, что люди балуются циндином в ущерб сну. И потом заступают на вахту, а у самих глаза слипаются. Если же действие циндина еще продолжается, моряки делаются слишком самоуверенными и только и делают, что понапрасну рискуют… «Рисковые ребята весь корабль губят». Он любил это повторять…

— Я помню, — кивнул Брэшен. — Пока плавал на «Проказнице», Альтия, ни разу не прикасался к циндину. Я слишком уважал твоего отца и не пробовал его обмануть.

Они помолчали. Потом она вздохнула:

— Ладно… Шей, что ли.

— Сейчас. — И он снова взял в руки нитку с иголкой. Альтия следила за ней глазами. Уж не слишком ли пробудил ее циндин?… — Тесно тут у меня, — пожаловался Брэшен. — Вот что, ложись-ка на койку и поверни голову. Вот так… очень хорошо… — И он присел на корточки рядом с койкой. Так действительно было лучше: он мог видеть, что делает… ну, почти. Он снова промокнул слабо сочившуюся кровь и вынул из раны несколько прилипших волосков. — Теперь держи кожу… Нет, не так, а то я тебе пальцы к затылку пришью… Давай покажу. — Он расположил ее руки так, чтобы было удобнее шить, а его собственное запястье вовсе не случайно мешало ей подглядывать за его работой. — Ну, терпи. Постараюсь побыстрее управиться…

— Лучше шей тщательно, — попросила она. — И туго не затягивай. Просто чтобы края сошлись. А то потом они знаешь как вспучатся?

— Попробую… Я, знаешь, никогда прежде не пробовал… Зато много раз видел, как это делается!

Она снова передвинула во рту циндин, и он последовал ее благому примеру. Вот она стиснула челюсти… И он начал шить. Он старался не думать о боли, которую поневоле ей причиняет. Лишь о том, чтобы сделать все по возможности тщательней. Вот ему удалось наконец проколоть кожу… ее пришлось плотно прижимать пальцем к черепу, продергивая иглу. Самым сложным оказалось протащить нить. Звук при этом раздавался такой, словно она должна была вот-вот рассечь кожу. Очень неприятно. Альтия крепко сжимала зубы. Каждый очередной стежок заставлял ее содрогаться, но она так и не вскрикнула.

Когда все было готово, он завязал последний узелок и обрезал излишек нити.

— Ну вот, — сказал он Альтии и бросил иглу в сторону. — Можешь отпускать. Посмотрю хоть, что получилось.

Ее руки сползли на койку. У нее все лицо было в поту. Брэшен критически осмотрел шов… Не шедевр, конечно, а впрочем, кожа держалась. Он удовлетворенно кивнул.

— Спасибо, — тихо поблагодарила она.

— Это тебе спасибо. — Наконец-то он выговорил то, что давно следовало сказать. — Я у тебя в долгу… Если б не ты, сидел бы я сейчас как миленький в трюме «Резвушки»…

Наклонился и поцеловал Альтию в щеку. Он никак не ждал, что ее рука обовьет его шею, а вместо щеки его рот натолкнется на ее губы. Брэшен потерял равновесие и вынужден был ухватиться за край койки… но поцелуя не оборвал. Ее губы отдавали циндином. Ее рука лежала на его шее, и это прикосновение пьянило не менее самого поцелуя.

Как же долго к нему никто не прикасался вот так…

Наконец они оторвались один от другого.

— Так… — проговорил он, чувствуя себя дураком. — Давай, что ли, голову тебе перевяжем…

Она медленно кивнула.

Он приготовил полоску материи и вновь склонился над ней.

— Это все циндин… — пробормотал он виновато.

Она передвинула катышек за губой.

— Может, и так. Мне лично все равно…

Койка была очень узкая, но все же она исхитрилась подвинуться — она приглашала его лечь рядом. Вот она вновь коснулась его, и от ее руки шел такой жар!.. Брэшен вздрогнул и покрылся гусиной кожей. Она звала его…

Он кашлянул, поперхнулся и в последний раз попытался соблюсти осторожность:

— Нам не стоило бы… Это небезопасно…

Она вздохнула:

— А что на этом свете безопасно?

Он стал неуклюже расшнуровывать на ней рубашку. Под рубашкой обнаружилась повязка, скрывавшая груди. Брэшен размотал ее и начал целовать мягкие, острые холмики. Какая все-таки она была худенькая… И пахло от нее морской водой, паклей и всем, из чего состоял груз «Жнеца». Но при всем том Альтия оставалась такой теплой и женственной, исполненной желания — и желанной… И он втиснулся к ней на узкое, неудобное и слишком короткое ложе. Ее темные глаза показались ему бездонными. От циндина — или просто по природе своей?… Еще его удивило, что у такой резкой на язык девушки оказались такие ласковые и податливые губы. И даже когда взаимное наслаждение достигло предела и она сомкнула зубы на его обнаженном плече, удерживая рвущийся крик, — даже эта боль показалась ему сладостной.

— Альтия… — тихо выдохнул он ей на ушко между их вторым и третьим соитием. — Альтия Вестрит…

Он не просто назвал ее имя. Он дал имя целому миру немыслимых ощущений, который она открыла ему.

Брэш… Брэшен Трелл. Некая часть сознания все еще упорно отказывалась верить, что она вправду совершала это с Брэшеном Треллом. «Да не может быть, и все тут!» А другая часть, привыкшая язвить и дерзить, столь же потрясенно наблюдала за тем, как она млеет и тает, как наслаждается каждым движением его тела. «Почему именно с ним? Ничего худшего нарочно придумать было нельзя…» — «А плевать. Уже все случилось, так о чем теперь волноваться…» И она притянула Брэшена еще ближе к себе… еще глубже…

Да, у нее уже был некоторый опыт. И всегда — если не считать того самого первого раза — у нее хватало здравого смысла не давать воли чувствам. Но сегодня!.. Она полностью отдавалась и ему, и своей собственной страсти. И самое потрясающее, что произошло это между нею и человеком, которого она знала многие годы.

204