Волшебный корабль - Страница 228

228

Гентри молча слушал капитана и только кивал, но Проказница время от времени чувствовала на себе его взгляд. Она как могла вывернула шею и холодно уставилась на троих мужчин. Кайл старательно отводил глаза. В отличие от Гентри. Тому определенно было очень не по себе. Потом Проказница заметила, как он слегка кивнул головой, и догадалась, что жест предназначался ей. Но что означал этот кивок? Она не поняла.

Потом они убрались с бака, и спустя некоторое время она ощутила, как Торк с Кайлом отбыли в город. «А хоть бы и вовсе не возвращались!» Проказница вновь стала смотреть на город, окутанный тонкой дымкой испарений Теплой реки. Ну прямо облачный город. Город на облаках… «Чего я на самом деле хочу? Чтобы Уинтроу вернули, пускай даже насильно? Или чтобы его побег оказался удачным?…» Она не знала. Зато вспомнила, как надеялась, что он вернется к ней сам, по собственной воле… Какая чушь!.. Какое ребячество!..

— Корабль… слышь, корабль! Проказница!..

Гентри не отважился подняться на бак. Он тихо окликал ее, стоя на ступенях трапа.

— Иди сюда, не бойся, — хмуро отозвалась она. Гентри был хороший моряк, даром что человек Кайла. Ей было даже чуточку стыдно оттого, что он страшился ее.

— Да я просто спросить хочу. Скажи, могу я… что-нибудь для тебя сделать? Как-нибудь утешить тебя?

Он пытался успокоить ее.

— Нет, — бросила она коротко. — Не можешь. Ну разве что… бунт на борту организуешь.

А сама растянула губы в улыбке, чтобы он не принимал эти слова уж очень всерьез.

— Бунт — не могу, — со всей торжественностью отвечал Гентри. — Но если ты… нуждаешься в чем-нибудь, то только скажи.

— Нуждаюсь? У деревяшек нет никаких нужд.

Старпом удалился так же тихо, как и подошел. Но через некоторое время появился матрос по имени Финдоу. Уселся на краешке бака и начал играть на своей скрипке. Да не какую-нибудь разухабистую мелодию из тех, которыми он, бывало, подбадривал и задавал ритм матросам, вращавшим кабестан. Нет, сейчас Финдоу играл нечто напевное… и довольно-таки грустное. Музыка вполне соответствовала настроению Проказницы. И вот странное дело: немудреная песенка скрипичных струн понемногу начала уносить ее боль. Взамен пришло нечто другое. Проказница смотрела на город, и по ее щекам катились слезы. Никогда прежде она не плакала… Она думала, что слезы сами по себе мучение, но ошибалась. Они лишь смывали страшное напряжение, в котором она пребывала.

Она чувствовала, как глубоко внутри ее корпуса работали плотники. В дерево входили буравы, потом туда крепились тяжелые рымы. Отмерялись, отрубались, крепились длинные цепи… С причала грузили припасы: воду, сухари, цепи. Все это предназначалось рабам. Рабам… Проказница неохотно примерилась к этому слову. Уинтроу верил, что рабство было одним из величайших зол, какие только есть в мире. Однако сколько он ни пробовал растолковать ей, что значит неволя, она так и не усмотрела особой разницы между жизнью раба — и жизнью матроса. Ну в самом деле. Над тем и над другим стоял господин. И заставлял работать так долго и так усердно, как он, господин, находил нужным. А мог ли, к примеру, моряк особо распоряжаться собственной жизнью?… Вот то-то. Ну и что еще худшего можно придумать для раба? Проказница не понимала.

Потом ей подумалось: вот потому-то Уинтроу с такой легкостью и покинул ее. Потому что она непонятливая и глупая. Потому что она вовсе не человеческое существо…

Слезы хлынули с новой силой. Невольничий корабль под названием «Проказница» горько плакал о своей доле.

Еще прежде, чем на виду показался корпус этого корабля, Соркор уверенно объявил его невольничьим. По вышине мачт, пояснил он. Корабль еще скрывался за островом, а мачты уже были видны.

— Чем выше мачты, тем больше парусов, а значит, больше шансов довезти товар свежим, — заметил он ядовито. И обрадованно улыбнулся своему капитану: — А может, торговцы рабами просто дотумкали, что им кое-чего следует опасаться! Что ж, пусть удирают. Все равно от нас не уйдут!.. Добавим парусов, кэп? И можно будет брать на абордаж хоть сразу, как только обогнет мыс…

Кеннит отрицательно покачал головой.

— Здесь подводные скалы, лучше не разгоняться… — Подумал и решил: — Вот что. Поднимем-ка купеческий флаг да выпустим плавучий якорь, чтобы выглядеть сильно нагруженными. Пусть примут нас за безобидное торговое суденышко. А мы и приближаться особо не будем… пока он в пролив Рикерта не войдет. Там с другого конца, помнится, замечательная такая песчаная банка… Если придется загонять их на мель, пусть хоть днище не продырявят!

— Слушаюсь, кэп! — прокашлялся Соркор. И добавил, обращаясь не прямо к Кенниту, а как бы в пространство: — Мы… это… когда режемся с работорговцами, обычно кровищи… да… и змеи. Тела на лету подхватывают и всякое такое. За каждым невольничьим кораблем уж парочка-то обычно да тащится. То есть не для баб… не для женских глаз подобный видок. Может… даме лучше в каютке бы посидеть, пока все не кончится?

Кеннит оглянулся через плечо. Этта. Когда бы он ни вышел на палубу, она неизменно оказывалась именно там: за его левым плечом. Сперва это немного раздражало его, но потом он решил: лучший способ отделаться от подобного внимания — просто не замечать его. А вообще-то Кеннита даже забавляло почтение, которое богатырь Соркор оказывал его шлюхе. Ишь ты — собрался даже оградить ее от неприглядных реалий жизни! Этта, впрочем, ни смущенной, ни польщенной не выглядела. В глубине ее темных глаз горели странные искры, а на скулах проступили пятнышки румянца. Кеннит обратил внимание, что одежда на ней сегодня была самая простая и прочная: лазурная хлопковая рубашка, темные шерстяные штаны и жилетка им под стать, а на ногах — черные сапоги до колен, промасленные и до блеска начищенные. Откуда они взялись, интересно? (Тут Кеннит припомнил, что она вроде бы упоминала об игре в кости с матросами несколько дней назад.) Волосы Этты были перевязаны ярким шелковым шарфом — лишь блестящие кончики их мели по раскрасневшимся от ветра щекам. Чужой человек мог бы принять Этту за молодого уличного хулигана. А что? Судя по тому, как она окрысилась на Соркора, — хулиган да и только.

228