После Трентора вышел с приветственной речью торговец Друр. И… разразился точно такой же тягомотиной. Всеобщее родство, единство торговцев, древние обеты и клятвы, верность и единение, кровь и родство. Жуть. Не было бы счастья, да несчастье помогло — Малта не умерла со скуки только потому, что обнаружила изъян в ткани своего платья, как раз на колене. Она хотела показать его матери, но та лишь раздраженно покосилась на нее и погрозила пальцем — молчи, дескать!
Но вот Друр уселся на место, а вперед вышла Янни Хупрус, и Малта, вытянувшись, так и подалась вперед.
Женщина из Дождевых Чащоб избавилась от тяжелого верхнего плаща с капюшоном, но ее черты оставались сокрытыми; теперь на госпоже Хупрус была легкая накидка, тоже с капюшоном, и кружевная вуаль, ранее приковавшая взгляд Малты, на самом деле была частью этого одеяния. И кристаллы огня сияли столь же ярко, как и в уличной темноте, и не потеряли ни йоты своего очарования и красоты. Держа свою речь, Янни поворачивалась то к одной, то к другой стороне зала, при этом вуаль двигалась, и всякий раз камни вспыхивали, словно заново раздутые угли. Всего их было пятнадцать, все — глубокого гранатового цвета, и каждый размером с миндальный орех в скорлупе…
Малта уже не чаяла дожить до новой встречи с Дейлой, чтобы со вкусом похвастаться подружке: «Я видела их вблизи! И даже с Янни Хупрус о них говорила!!!»
В это время женщина на помосте неожиданно воздела руки вверх и возвысила голос, и Малта поневоле сосредоточилась на том, что она говорила.
— Мы не можем больше ждать и надеяться. Никто из нас просто не может себе этого позволить. Если мы промедлим еще, наши тайны перестанут быть тайнами. Если бы нас не защитила река, уничтожившая во время бегства их судно, мы были бы вынуждены сами с ними расправиться! Скажите, торговцы Удачного, как могло до такого дойти? Что сталось с вашими клятвами и обетами?… Сегодня вы слушаете просто Янни Хупрус, но, уверяю вас, я говорю от имени всех торговцев из Дождевых Чащоб. То, с чем мы столкнулись, — это было нечто большее, чем угроза!
Она умолкла, и над залом повисла долгая тишина. Потом раздался приглушенный гомон голосов. Малта из этого заключила, что скучные разговоры закончились, и, перегнувшись к матери, прошептала:
— Пойду раздобуду чего-нибудь выпить…
— Тихо! Молчите! — зашикала на них обеих бабушка. У нее на лбу и кругом рта залегли глубокие морщины — знак внутреннего напряжения. Мать не издала ни звука. Малта отвернулась со вздохом.
Один из толстомясых братцев, сидевших по левую руку от них, неожиданно поднялся на ноги.
— Госпожа Хупрус! — Все головы повернулись к нему, и он просто спросил: — И что же, по-твоему, нам следует предпринять?
— Держать свое слово! — отрезала Янни Хупрус. И, чуть смягчив тон, как если бы собственная резкость удивила ее саму, добавила: — Мы должны сохранить наше единство. Нам следует отправить к сатрапу своих представителей… каковые, по общепонятным причинам, не могут быть выходцами из Чащоб. Но послание, которое они понесут, мы всячески поддержим.
— Что же за послание предполагается передать? — спросили из другой части зала.
— Я правда пить хочу, — прошептала Малта. Мать только сдвинула брови.
— Нужно потребовать, чтобы сатрап уважил наше изначальное уложение. Нужно потребовать, чтобы он отозвал этих… так называемых «новых купчиков». Чтобы возвратил нам земли, пожалованные в последнее время им.
— А если он откажет? — подала голос женщина из задней части зала.
Янни Хупрус переступила с ноги на ногу. Чувствовалось, как не хочется ей отвечать на этот вопрос.
— Давайте сперва попросим его сдержать слово, данное его предками. Мы ведь даже и этого еще не пытались. Мы жаловались и ворчали между собой, мы оспаривали то один отвод земель, то другой, но все порознь. Ни разу еще мы не поднимались как единое целое, как единый народ, чтобы сказать: «Держи свое слово, если хочешь, чтобы мы держали свое!»
— Но если он все-таки откажет? — настаивал все тот же голос.
Янни Хупрус приподняла обтянутые перчатками руки — и уронила их.
— Значит, у него нет чести, — проговорила она тихо, но слышно ее было в каждом уголке. — А что может быть общего у торговцев с тем, у кого нет чести? Если он не намерен держать свое слово — мы отзовем свое. Перестанем посылать дань… Будем торговать своими товарами где пожелаем, не отправляя даром в Джамелию их лучшую часть… — И закончила уже совсем тихо: — Выдворим «новых купчиков». Будем править своей страной сами.
В ответ на такие слова поднялся нестройный гвалт голосов. Кто-то возмущался, кто-то чуть не визжал от испуга, что-то восторженно ревел, высказывая госпоже Хупрус полное одобрение. Потом в конце ряда, где сидели Вестриты, неожиданно поднялся Давад Рестар.
— Послушайте… — прокричал он, однако, когда никто не обратил на него внимания, тяжеловесно взобрался на свой стул. — ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ! — проревел он на удивление громко для такого несолидного и невзрачного человека. Все взгляды обратились к нему, гомон стал постепенно смолкать.
— Это безумие, — объявил он. — Подумайте лучше, что случится после! Вы думаете, он просто так возьмет и выпустит Удачный из рук? Да он пришлет сюда корабли, полные вооруженных солдат. Он отберет наши владения и передаст их тем самым «новым купчикам», которых мы собрались выгонять, а наши семьи угодят к ним в рабство. Нет! Мы должны вести с «новыми» дела. Дать им… не все, конечно, просто чтобы удовлетворились. Пусть сделаются частью нас, как когда-то поселенцы с Трех Кораблей. Нет, я не говорю, что мы научим «новых» всему, что знаем сами, или что им будет позволено торговать с Дождевыми Чащобами, но…