— Если волнение еще усилится, палубу начнет «мыть», — предупредил он их обоих.
— Думается, — сказал Уинтроу, — он вряд ли заметит…
— Ох, Са!.. — с чувством воскликнул Гентри. — Я не могу доверить тебе свои ключи, парень. И не могу разрешить вывести на палубу здорового раба. Ладно — если уж надо это сделать, чтобы угодить кораблю, я все сделаю сам! Только давай поторопимся… — И громко прокричал: — Эй, Комфри! Присмотри тут, на палубе! Я иду вниз. Понадоблюсь — зови сразу!
— Так точно, старпом!.. — долетело из полутьмы.
— Валяй, показывай, куда идти, — нарочито грубовато обратился Гентри к Уинтроу. — Если в переднем трюме вправду какая хворь завелась, всяко мне самому лучше взглянуть!
Уинтроу молча вел его по корабельным недрам… Он просто не мог придумать, что бы такого сказать Гентри, кроме просьбы, — а ее он уже высказал. Он очень болезненно чувствовал всю бездну разницы между ним и собой. Гентри, правая рука и надежный советник его отца, был от Уинтроу, раба и обесчещенного сына, дальше, чем небеса от земли. И потому, ведя Гентри по направлению к набитому невольниками переднему трюму, он чувствовал себя так, будто ведет постороннего знакомиться со своим личным кошмаром.
Гентри дал ему нести фонарь. Тот отбрасывал яркий круг, освещавший гораздо больше, нежели свечки, к которым успел привыкнуть Уинтроу. Оттого ужас человеческого унижения и уничтожения ощущался еще вдвое острей. Уинтроу старался дышать как можно реже, да и то делая очень мелкие вдохи. Это было искусство, которому он успел обучиться. Гентри, шедший сзади, время от времени давился кашлем, а один раз, кажется, старпома едва не стошнило. Уинтроу не оглядывался… Было и так ясно — Гентри как старпом не обязан был сам спускаться в невольничьи трюмы. Он и не спускался. У него другие люди в подчинении были — их при надобности и посылал. Уинтроу про себя весьма сомневался, что его отец со времени выхода из Джамелии вообще заглядывал вниз.
Поблизости от умирающего им пришлось низко нагнуться. Здесь рабы лежали так плотно, что, делая шаг, трудно было на кого-нибудь не наступить. При виде яркого фонарного света несчастные начинали шевелиться и тихонько шушукаться.
— Вот тот, о ком я говорил, — показал Уинтроу. И пояснил жрецу, лежавшему рядом: — Это Гентри, старпом… Он согласился позволить мне вынести твоего друга наверх.
Раб-жрец приподнялся, моргая в ярких лучах фонаря.
— Да пребудет с тобою милость Са, — сказал он старпому. — Я — Са'Адар.
Гентри никак не прокомментировал ни того, что невольник вздумал ему представиться, ни того, что он претендовал на священнический сан. Уинтроу показалось, что старпом почувствовал себя неудобно — как это, его представляли рабу!.. Нагнувшись, Гентри опасливо потрогал горячую кожу умирающего раба.
— Жар, — объявил он, как будто это и так не было очевидно. — Вынесем его отсюда, пока зараза не распространилась.
И он потянулся вбок, к толстенной скобе, загнанной в дерево «Проказницы». К скобе крепилась длинная цепь, державшая целый ряд невольников. Соленость морского воздуха и влажные человеческие испарения успели потрудиться над висячим замком. Гентри пришлось повозиться, прежде чем замок, скрежетнув, разомкнулся. Ему пришлось еще бороться с дужкой, никак не желавшей выходить… Но вот наконец свободный конец цепи упал на грязную палубу.
— Отстегни этого малого от остальных, — велел старпом Уинтроу. — Потом закрепишь прочих — и потащим его на палубу. Да пошевеливайся давай! Не нравится мне что-то, как «Проказница» идет по этой волне!
Уинтроу без труда понял: Гентри просто не хотел прикасаться к заросшей гнусной слизью цепи, что проходила сквозь кольца всех ножных кандалов. Что до самого Уинтроу — его человеческие испражнения и свернувшаяся кровь с некоторых пор волновали всего менее. Держа в руке фонарь, он пополз на карачках вдоль ряда рабов, с рокотом и звяканьем протаскивая цепь сквозь кольца, пока не добрался до умирающего — и не высвободил его.
— Погоди… прежде чем ты его заберешь… — попросил раб-священник. И нагнулся прикоснуться ко лбу своего друга: — Да благословит Са тебя, орудие Своего промысла… Покойся с миром.
…И тут же, безо всякой паузы, с быстротой кусающей змеи Са'Адар подхватил с полу фонарь — и с силой метнул. Мощи и меткости его броска оставалось только изумляться. Уинтроу успел заметить, как округлились от ужаса глаза Гентри — а в следующий миг тяжелый металлический фонарь угодил старпому прямо в лоб. Стекло от удара разбилось, Гентри повалился со стоном. Фонарь упал рядом с ним и покатился под уклон, ибо корабль как раз кренился на борт. По полу пробежала масляная дорожка, но огонек не погас.
— Лови фонарь! — рявкнул на Уинтроу Са'Адар, выдергивая цепь из обмякших рук мальчика. — Живо, живо, пока пожар не начался!
Предотвращение пожара было делом первейшим, тут двух мнений быть не могло. Уинтроу бросился за фонарем, замечая в то же время, как слева и справа от него начали шевелиться рабы. Металл гремел по металлу — цепь с лихорадочной быстротой продергивали сквозь ушки кандалов. Уинтроу сгреб фонарь и поспешно поднял его, убирая подальше от разлитого масла. Он вскрикнул, поранив ногу о кусок разбившегося стекла, но вскрик боли тотчас сменился воплем ужаса — он увидел, как один из освобожденных рабов для начала сомкнул руки на горле потерявшего сознание Гентри и, кажется, вознамерился его придушить.
— Нет!.. — закричал Уинтроу… Но раб уже приподнял старпома — и что было силы шарахнул его головой о ту самую скобу, к которой недавно крепилась цепь. Уинтроу увидел, как мотнулась голова старпома, и понял каким-то внутренним чутьем, что его заступничество опоздало. Гентри был мертв… А рабы освобождались с такой быстротой, с какой вообще было возможно продергивать цепь.