Волшебный корабль - Страница 6

Пирата нисколько не волновало, что все попадавшиеся ему сокровища были явно задуманы, сделаны и использовались не людьми. Сколько бы ни издевался он над наивной верой Ганкиса в здешнее волшебство — то, что вещички сюда подбрасывал не только и даже не столько океанский прибой, не подлежало никакому сомнению. Даром, что ли, корабли, стоявшие на рейде близ этого острова, после шквала пропадали без следа — ни тебе досочки, ни даже щепочки. Бывалые моряки утверждали, будто те корабли уносило вообще прочь из этого мира — плавать дальше по морям где-то «по ту сторону». Кеннит ничуть в том не сомневался.

Он снова посмотрел на небо. Над головой сияла все та же безмятежная голубизна. Ветер был достаточно свежим, но Кеннит надеялся, что погода не переменится, пока он не обшарит весь берег и не вернется через остров к своему кораблю.

Пускай уж ему и в этот раз повезет.

Следующая находка смутила его душевный покой больше всех. Это был полузасыпанный песком кожаный мешочек, сшитый из красных и синих кусочков. Кожа выглядела прочной, мешочек явно и сделан был так, чтобы ничего не бояться. Морская вода лишь промочила его, заставив краски расплыться беспорядочными потеками. Соль разъела бронзовые пряжки и сделала твердыми кожаные тесемки, стягивавшие горловину мешка. Кеннит вытащил нож, вспарывая боковой шов…

Его глазам предстал целый выводок котят. Шесть штук. Все — с длинными когтями и радужными пятнышками за ушами. Все — мертвые.

Содрогаясь от отвращения, Кеннит вытащил из мешка самого маленького. Покрутил податливое тельце в руках… Мех был голубым, насыщенного темного тона. А веки — розовыми.

«Больно уж мелкие… Карликовые, наверное». Промокшее тельце было холодным и внушало лишь омерзение. Кеннит не отшвырнул его только потому, что был капитаном пиратов, а не чувствительной барышней. Заметив на одном ушке впившегося клеща, он не вдруг понял, что это был не клещ, а рубиновая сережка. Кеннит сдернул ее и отправил в карман, к прочим своим находкам. А потом, повинуясь внезапному порыву (которого сам толком не понял), сложил маленькие синие тела обратно в мешок и положил там же, где поднял.

Цепочка его следов потянулась дальше по мокрому пляжу…

Благоговение заполняло все его существо, распространяясь вместе с токами крови. Дерево. Сок и кора, аромат древесины и запах листьев, шепчущихся наверху. Дерево… А еще — земля и вода, воздух и свет, поглощаемые и источаемые созданием, именуемым просто «дерево»…

— Уинтроу!

Мальчик медленно отвел взгляд от высившегося перед ним дерева. С большим трудом сосредоточился на улыбающемся лице молодого жреца. Бирандол кивнул, одобряя и поддерживая его. Уинтроу ненадолго зажмурился, задержал дыхание и, сделав усилие, оторвался от того, чем занимался. Вновь открыв глаза, он схватил ртом воздух, как ныряльщик, поднявшийся из глубины. Пятна света и теней, сладость лесного воздуха, мягкое тепло ветерка — все это внезапно померкло для него и исчезло. Он находился в монастырской мастерской — прохладном зале с каменными стенами и полом. Пол холодил босые ступни. В большом помещении виднелась еще дюжина столов, сделанных из плитняка. За тремя из них трудились мальчишки вроде него самого. Их замедленные, словно бы сонные движения свидетельствовали о погружении в транс. Один плел корзину, двое других мяли глину, и пальцы у них были серые и мокрые.

Уинтроу посмотрел на свинец и кусочки блестящего стекла, разложенные на столе перед ним самим. Красота мозаики, которую он, оказывается, сложил, изумила его самого… и все-таки эта красота не шла ни в какое сравнение с чудесным ощущением причастности к жизни дерева, которое он только что испытал. Мальчик погладил пальцами искусно выложенный ствол, гордо раскинутые ветви… Прикосновение к мозаике оказалось сродни прикосновению к собственному телу: и то и другое было знакомо ему одинаково хорошо. Он услышал, как позади него еле слышно ахнул Бирандол. Восприятие Уинтроу было все еще обострено, и благоговейное чувство, охватившее молодого жреца, всецело передалось мальчику. Так они и стояли некоторое время, согласно и молча торжествуя по поводу очередного чуда Са.

— Уинтроу, — тихо повторил жрец. Протянул руку и обвел пальцем крохотного дракона, что выглядывал между верхними ветвями дерева, потом проследил сияющий изгиб змеиного тела, почти спрятанного под перевитыми корнями… Обнял мальчика за плечи и мягко повернул его лицом прочь от верстака. И повел наружу из мастерской, ласково выговаривая ему по дороге: — Ты еще слишком юн, чтобы целое утро выдерживать подобное состояние. Учись соразмерять силы, не стремись достичь сразу всего!

Уинтроу поднял руки к лицу и принялся тереть глаза — ему показалось, что под веки внезапно набился песок.

— Я в самом деле торчал там целое утро? — изумился он. — Правда, Бирандол, я и не заметил, как время прошло!

— Конечно, не заметил. Зато твоя нынешняя усталость наверняка убедит тебя, что это действительно так. Ты бы поберегся, Уинтроу. Попроси завтра служителя, чтобы пробудил тебя к середине утра. Ты, мальчик мой, наделен редким талантом. Обидно будет, если ты сожжешь его попусту вместо того, чтобы бережно развивать.

— Ох! В самом деле все болит, — смущенно пожаловался Уинтроу. И рукой откинул со лба пряди черных волос, улыбнувшись: — Но ведь дерево стоило того, а, Бирандол?

Жрец медленно кивнул:

— И даже сразу в нескольких смыслах. Продать этот витраж — и, пожалуй, выручки хватит перекрыть крышу в доме послушников. Если, конечно, у Матери Деллити хватит духу разлучить монастырь с этаким чудом!.. — Он ненадолго задумался и добавил: — Стало быть, вот они и появились опять… Дракон и змея. Если бы только знал…