Волшебный корабль - Страница 321

321

Он закрепил штурвал и ушел с юта, ни разу не оглянувшись. «Корабль! — твердил он себе. — Я делаю это ради корабля!» Он оставил отца там одного и притом раненого не потому, что ненавидел его. Не потому, что втайне надеялся — кто-нибудь возьмет и добьет его. Нет. Он ушел просто потому, что в нем нуждался его корабль.

Уинтроу шел на бак. Добравшись до шкафута, он постарался пробраться сквозь толпу сгрудившихся там рабов, привлекая к себе как можно меньше внимания.

При ярком свете дня бывшие невольники являли собой зрелище еще более богомерзкое, нежели в трюме при скудном свете огарка. Одежда висела клочьями, бледнокожие тела были сплошь в потертостях от цепей и из-за вынужденного лежания на твердых досках. Скудная пища успела превратить многих в ходячие скелеты… Кое-кто успел приодеться в более-менее приличное платье, снятое с убитых или позаимствованное среди имущества команды. «Расписные», похоже, успели поживиться гардеробом его отца и вообще выглядели гораздо увереннее прочих. Многие непрестанно моргали, точно животные, которых слишком долго держали в темных клетках, — и вдруг выпустили на солнце.

Корабельный провиант также не избег их внимания. Бочонки с галетами были вытащены на палубу и немедля раскупорены. Кто-то прижимал к груди целые пригоршни галет, наслаждаясь ощущением близости еды, которую теперь никто не отнимет. Освобожденные от цепей, невольники все еще, казалось, с трудом вспоминали, как это — свободно двигаться, поступать согласно собственной воле… Большинство выглядели полностью ошарашенными, а друг на друга эти люди смотрели с туповатым животным узнаванием… У них отняли их человеческую сущность. Понадобится немалое время, чтобы восстановить ее…

Уинтроу пытался двигаться так, словно на самом деле был одним из рабов — от одной плотно сбившейся кучки к другой. Са'Адар со своими «расписными» стоял посредине, по-видимому, приветствуя пиратских вождей. Жрец разговаривал сразу с тремя. До слуха Уинтроу долетело несколько слов: то была цветистая речь, исполненная благодарности. Ни на одного из троих она, впрочем, не производила видимого впечатления. Самого рослого от нее, похоже, вовсе тошнило. Уинтроу вполне разделял его чувства.

А впрочем, ему до них не было дела. Его заботой оставалась Проказница. Ее тщетные жалобы успели смениться тихими бессвязными всхлипами. У подветренного борта стояли двое «расписных»; они размеренными движениями выкидывали за борт тела убитых матросов и погибших рабов. Лица у «расписных» были отрешенные, и говорили они разве что о ненасытной прожорливости белого змея, хватавшего тело за телом. Уинтроу как раз попался на глаза вылетавший за борт Майлд… Он навсегда запомнил эту картину: босые ноги его друга, торчащие из ободранных штанин, исчезают в пасти белого чудища…

— Да простит нас Са… — выдохнул он краткую молитву. Отвернулся от страшного зрелища и ухватился за поручни трапа, что вел на бак. Он уже поднимался по ступенькам, когда услышал сзади голос Са'Адара, приказывавшего одному из «расписных»:

— Ну-ка приведи сюда капитана Хэвена.

Уинтроу на миг замер… Потом бросился вперед, к самому форштевню.

— Я здесь, Проказница, я пришел, — проговорил он тихо и быстро.

— Уинтроу!.. — задохнулась она. Повернулась к нему, протянула руку… Он нагнулся через борт, чтобы достать ее. Обращенное к нему лицо изваяния было искажено ужасом и потрясением. — Как много убитых!.. — прошептала она. Сколько людей прошлой ночью погибло!.. А что теперь будет с нами?

— Не знаю, — ответил он сущую правду. — Могу только пообещать, что, доколе будет на то моя воля, больше никогда тебя не покину. И еще я сделаю что смогу, чтобы предотвратить дальнейшие смертоубийства… Только придется тебе мне помочь. Ты должна мне помочь, Проказница!

— Но как? Никто не желает слушать меня. Я для них никто…

— Зато для меня ты — все. Будь же сильной! Будь смелой!

На шкафуте вдруг началось какое-то движение, зазвучали громкие голоса, быстро сменившиеся звериным ревом. Уинтроу даже не понадобилось туда смотреть — он понял, что случилось.

— Мой отец… Надо, чтобы он остался в живых!

— Зачем? — Неожиданная резкость в ее голосе обдала его холодом.

— Потому что я пообещал ему, что попытаюсь его спасти. Он ведь помогал мне ночью, он стоял рядом со мной у штурвала. Он и тебя выручил. Что бы там ни было между мною и им — он помогал мне провести тебя невредимой между скал! — Уинтроу перевел дух. — А еще потому, что я не в силах спокойно стоять и смотреть, как убивают моего отца. Я с этим жить не смогу.

— Но мы все равно ничего сделать не сможем, — горько вздохнула она. — Я и так уже ни Гентри, ни Майлда спасти не сумела… Я не выручила даже Финдоу, который так славно мне на скрипке играл… Эти рабы перенесли столько страданий, что не задумываясь платят другим той же монетой. Боль — это теперь единственное, что они признают… — Судя по голосу, она была недалека от истерики. — Боль — это то, чем они меня наполняют… Своей болью… И жаждой другим ее причинять… И…

— Проказница, — начал он мягко. Но это не помогло, и он продолжал жестче: — Послушай меня, корабль! Ты отправила меня в трюмы, чтобы я вспомнил, кто я такой. Отправила — и не спорь, я знаю, что говорю! И ты была права, поступив так. А теперь твой черед вспомнить, кто ты такая и какие люди водили тебя по морям. Вспомни все, что тебе известно о мужестве! Нам это понадобится!

И, как бы в ответ, прозвучал повелительный голос Са'Адара:

— Уинтроу! Иди сюда! Твой отец утверждает, что ты готов высказаться в его пользу!

321