Волшебный корабль - Страница 57

— Если позволишь, господин мой… — прошептал Брэшен и был удостоен какого-то подобия утвердительного кивка (послужившего заодно и приветствием). Альтия неожиданно оказалась рядом и подсунула руки под бесплотные колени отца, Брэшен же приподнял с носилок его торс. Правду сказать, весу в умирающем было совсем немного. Да и «стариком» его на самом деле не следовало называть… Брэшен с бесконечной заботой опустил своего капитана на обнаженные палубные доски. Он ждал, чтобы тот застонал или охнул от боли, но Ефрон, напротив, с явным облегчением перевел дух — так, словно избавился от страшного груза. Его глаза открылись, и в них даже появилась искорка былого огня. Он нашел глазами дочь:

— Альтия. Нагель… от носового изваяния. Дай…

Новый ужас мелькнул в глазах девушки, но все-таки она расправила плечи и вскочила на ноги, повинуясь приказу отца. Только возле углов побелевших губ залегли складки. Брэшен невольно подался назад… Капитан Вестрит не потребовал бы принести нагель, если бы не чувствовал приближения смерти. А значит, пора было оставить его наедине с семьей… Но тихо убраться прочь Брэшен не успел — Ефрон поймал его запястье и стиснул с неожиданной силой. Длинные пальцы капитана прямо-таки впились в тело, и умирающий притянул его обратно — поближе к себе. Рядом с ним действительно пахло смертью, но Брэшен не дрогнул, лишь наклонился пониже, чтобы расслышать голос Ефрона.

— Будь с нею, сынок… Ей понадобится твоя помощь. Помоги ей пройти… через это.

Брэшен кивнул — дескать, понял, — и капитан Вестрит его отпустил. Бывший старпом уже поднимался на ноги, когда умирающий заговорил снова. Он сказал:

— Ты был отличным моряком, Брэшен. — Его голос теперь звучал ясно и на удивление громко, словно он желал, чтобы не только семья слышала его, но и все остальные. Он, сколько мог, набрал в грудь воздуху: — У меня нет претензий к тебе, Брэшен. — Новый мучительный вздох. — Если бы жизнь вернулась ко мне и я снова вышел в море, ты был бы моим старшим помощником… — Голос его снова угас, последние слова он скорее просипел, нежели проговорил. Его взгляд покинул лицо Брэшена и устремился туда, где стоял сердито насупившийся Кайл. Ефрон втянул в себя еще порцию воздуха: — Но мне больше не ходить по морям… «Проказница» никогда больше не будет моей…

Его губы начинали синеть. Он силился вдохнуть и не мог. Его рука сжалась в кулак и вдруг сделала яростный жест — мало кто понял бы, что он означал, но Брэшен понял. Он вскочил и рванулся следом за Альтией, чтобы скорее привести ее назад.

Назначение деревянного гвоздика никакой особой тайны не содержало. Ефрон сам рассказал Брэшену вскоре после того, как назначил его старпомом. На голове носовой статуи, среди завитков пышных волос, имелась защелка. Если нажать ее — высвобождался длинный нагель, вырезанный из шелковисто-серого диводрева. И поверье гласило, что умирающему следует крепко держать в руке этот нагель — тогда, мол, кораблю достанется елико возможная часть его мудрости и жизненной силы. Дело это было необязательным, но очень желательным. Ефрон показал Брэшену защелку и объяснил, как она срабатывает, просто на всякий случай — мало ли что может произойти с ними в море, бывает, что капитаны и погибают вдали от родных берегов, так чтобы старпом мог высвободить заветный гвоздик и вложить его ему, Ефрону, в руки, пока он будет еще жив.

Почетная обязанность, которую, как Брэшен сердечно надеялся, ему никогда не придется выполнять. Но вот поди ж ты…

Альтия только что не свешивалась с бушприта вниз головой, силясь подцепить нагель пальцами и вытащить из гнезда. Но у нее ничего не получалось. Брэшен без лишней болтовни свесился следом за ней, обхватил девушку за бедра и помог опуститься еще ниже, так, чтобы было удобней.

— Спасибо, — пропыхтела она, и нагель оказался у нее в руках. Брэшен без большого усилия перенес ее через фальшборт и поставил на палубу. И она сразу бросилась обратно к отцу, зажав драгоценный гвоздь в кулаке. Брэшен не отставал.

Они подоспели как раз вовремя. И было видно, что смерть Ефрона Вестрита не обещала быть легкой. Вместо того чтобы тихо прикрыть глаза и мирно уйти, он отчаянно и мужественно сражался — так, как привык сражаться со всем, что ему в жизни противостояло. Альтия протянула ему нагель, и он схватился за него так, словно это могло спасти его.

— Тону, — просипел он. — Тону на сухой палубе, какая досада!..

Странное равновесие сил между жизнью и смертью держалось некоторое время. Альтия и ее отец держались за разные концы нагеля. По искаженному страданием лицу девушки катились обильные слезы. Волосы растрепались и липли к мокрым щекам. Ее глаза были широко раскрыты и ни на миг не отрывались от столь же широко и пристально распахнутых черных глаз отца. Она знала, что ничего больше не может для него сделать, и смотрела, смотрела…

Вот рука Ефрона заскребла по палубным доскам, словно пытаясь схватиться за гладкое дерево. Он вдохнул еще раз, с хрипом и свистом. В углах рта появилась кровавая пена. Члены семьи столпились кругом него. Старшая дочь уцепилась за мать, не в силах выговорить ни слова, но мать что-то тихо приговаривала, уткнувшись ей в волосы. Девочка, внучка, ревмя ревела от ужаса, схватив в охапку ничего не понимающего меньшого братца. Старший внук стоял чуть поодаль, с лицом бледным и напряженным — видимо, испытывал боль. Кайл стоял у ног умирающего, скрестив на груди руки. Брэшен так и не смог догадаться по его лицу, о чем он думал в эти мгновения.